Психология личности

О книге. Оглавление.
Экскурсия "Прошлое-настоящее"
Переводы
Ресурсы
Об авторе

Первоначально исследование личности проводилось в рамках той или иной метафизической школы, где это понятие подчас плохо разводилось с понятием души. Потом началось изучение элементов, составляющих личность, ощущений, восприятий, образов, действий. Следующим шагом явилось выявление условий, обстоятельств изменений личности, где большое внимание уделялось анализу случаев патологии, состояний, когда особенности личности могут претерпевать очень существенные перемены, обнажая механизмы, не различимые в норме . Таков ход исторического экскурса, данного Жане в его первом курсе лекций, прочитанном в Коллеж де Франс в 1895-1896 [S. Nicolas, L. Ferrand, 2000]. Жане посвятил проблеме личности множество статей, несколько курсов лекций в Коллеж де Франс, по материалам одного из которых в 1929 году была опубликована книга “L’evolution psychologique de la personnalite”. Концепция личности Жане основывается на данных разных областей: клинических исследований, общепсихологических, культурологических, этнографических, данных детской психологии.

Личность, как и многие другие психические процессы и образования, выступала для Жане в ее эволюции, не как неизменное внутреннее осознание себя, доступное для изучения только методом интроспекции, как это было, скажем, у В. Кузена, но появляющейся и растущей в связке с поведением в целом. Он говорил о нелинейности этого процесса, определяя личность как работу, осуществляющуюся в социальном взаимодействии, сопряженную с проблемами, расстройствами. Наряду с явлениями распада функций, трудностей эволюции, его интересовали и те «психологические изобретения», которые обусловливают прогрессивное движение. Первые работы Жане касались в основном патологической личности, одного из наиболее популярных в философских и психиатрических кругах в 1880-х годах феномена расщепления, его причин и последствий, освещаемых с позиции представлений об автоматизмах психического. Эти построения испытали на себе влияние Мэн де Бирана, философов спиритуалистов, Ш. Рише, Ж-М. Шарко, Т. Рибо . В поздних трудах острее ставился вопрос формирования личности; в них возросло влияние американских психологов – В. Джемса, Д.М. Болдуина, Д. Ройса; Жане также обращался к работам Л. Леви-Брюля, Э. Дюркгейма, Э. Клапареда, Ж. Пиаже, А. Валлона.

Как в ранних, так и в более поздних трудах Жане одним из центральных понятий в изучении личности являлась целостность, выступавшая в первый период творчества Жане в аспекте единства и диссоциации. Единство достигается работой синтетической функции, представляющей собой «творческий акт», поскольку «множественность не объясняет единства, и самый акт, благодаря которому разнородные элементы соединяются в новую форму, не дан в этих элементах» [Жане, 1913, с. 450]. Жане так описывал образование личности, идеи «я»: «Когда известное количество психических явлений комбини¬руется воедино, то в психике наступает обыкновенно новый весьма важный момент: единство психических явлений, будучи замечено и понято, дает начало особому суждению, которое называется понятием о «я»» [там же, с. 112]. Жане подчеркивал отличие этого суждения, приводящего к понятию о личности, от ассоциации, «воспроизводящей явления одно за другим, автоматически сопоставляет их и таким образом дает нам возможность заметить их единство» [там же]. Синтетическая функция психического обеспечивает формирование и поддержание идеи «я», единства личности, непрерывности психической жизни.

Если в наиболее простых формах психического автоматизма (при каталепсии) идея «я» вообще не присоединяется к испытываемым ощущениям (что характерно для аффективного сознания), то при сомнамбулизме могут меняться доминирующие образы, выявляться некоторые специальные образы, образующие «новый центр, вокруг которого мысли группируются в ином порядке» [там же, с. 11]. Эти группировки могут быть очень прочными и образовывать собственную идею «я», личность, обладающую особым характером, памятью и другими особенностями. В этом случае перемены, происходящие с человеком, скоры, внезапны, непроизвольны, разительны и по большей части нестойки, непродолжительны. По замечанию Элленбергера, «Жане одним из первых предпринял систематические исследования множественных гипнотических подличностей у Люси, Леонии, Роз» [Элленбергер, 2001, с. 165]. Разные alter ego – это действительно разные личности, как, например, это происходит с одной из пациенток Жане, Леонией, одна из личностей которой так говорила о двух других: «Как вы можете думать, что я похожа на эту сумасшедшую – к сча¬стью, этого совсем нет» и «это довольно глупая женщина, это вовсе не я». «Разделение одного существа на трех сменяющих и презирающих друг друга лиц является весьма любопытным фактом и дает повод к возникновению целого ряда инцидентов. ... Леония засыпает в вагоне железной дороги и впадает в состояние 2; через некоторое время Леония 2 хочет выйти из вагона за этой бедной Леонией 1, «которая, по ее словам, осталась на предыдущей станции и которую нужно предупредить». Если я показываю Леонии 2 портрет Леонии 1, она говорит: «почему она взяла, мою шляпу? Кто-то одевается одинаково со мной» [Жане, 1913, с. 127]. Жане выделял разные варианты соотношения личностей. Разделение может быть неполным и вторая личность в этом случае лишь повторяет и развивает мысли и действия первой. Обе личности, однако, могут быть совершенно независимы друг от друга и развиваться в различных направлениях. В третьем случае доминирует вторая – аномальная, или подсознательная личность и обусловливает идеи и акты первой. Второе «я» имеет свою динамику развития, может становиться все более самостоятельным. «У меня бывали очень забавные ссоры с этой Адрианой… она часто дерзко отвечала мне и писала «нет», не желая выполнять мои приказания»» [там же, с. 302; Janet, 1886].

Диссоциация может быть следствием разного рода причин. В частности, она может быть вызвана травматическими переживаниями, когда синтетическая активность не может распространяться на все проявления личности, и некоторые переживания оказываются не ассимилированы ею. Центрами новой личности в этих случаях могут становиться фиксированные идеи, оказывающиеся и причиной, и следствием психической слабости. Диссоциация часто описывалась Жане у больных истерией. Жане даже определял истерию как «форму психической дезинтеграции». Психическая слабость приводит к ослаблению синтетической функции, которая, в свою очередь, проявляется в диссоциированности. Больные истерией не способны к интегрированию многообразия явлений, переживаемых ими. «Частичная система мыслей эмансипируется, делается независимой и развивается сама собой, за свой собственный счет. В результате этого такая система развивается слишком пышно, а с другой стороны в общем сознании получается пробел, амнезия или бессознательность по отношению к этой идее» [там же, с. 25].

Таким образом, уже в первых работах (L’Automatisme psychologique, 1889; Nevroses et idees fixes, 1898 etc) Жане с особым вниманием изучал динамику личностных преобразований, показывал уязвимость целостности, к обретению которой стремится человек. Целостность не является изначальным, само собой разумеющимся свойством, но имеет свою эволюцию и инволюцию. Феномен расщепления, результат неудавшегося личностного синтеза, связывался Жане с ослаблением синтетической способности психического, являющейся следствием психической слабости. В этом случае ощущения, идеи, оставшиеся за пределом первого «я», могут составить новое образование, сначала примитивное, рудиментарное, но способное развиваться до невероятных пределов независимо от «нормального я».

В период творчества, связанный с разработкой психологии поведения, Жане все с большим интересом задавался вопросом о формировании, развитии личности. «Жане», – подчеркивает А. Валлон, – «представляет личность как иерархическую систему действий, поведений, обусловливающих друг друга, начиная с наиболее простых, органических, автоматических, до наиболее сложных, сознательных, обратимых, рефлексивных» [Wallon, 1960, p. 154]. Жане не давал единственного и единого определения личности. «То, что мы называем личностью, соотносится с группой общих понятий, таких как целостность, индивидуальность [идентичность, тождество во времени, во множественности событий и феноменов], дифференцированность» [Janet, 1929, p. 6] . Жане определял личность как ««работу», нацеленную на целостность и дифференцированность», «совокупность операций, больших или малых действий, служащих индивиду для конструирования, поддержания и усовершенствования единства и дифференцированности как в отношении физического мира, так и социального» [Janet, 1929, p. 9].

Целостность, идентичность, дифференцированность не являются стабильными и неизменными характеристиками. Они подвержены расстройствам при болезнях личности. Так, «целостность представляет собой результат никогда не завершающегося, легко впадающего в ошибки синтеза» [Janet, 1929]; она – скорее некоторый идеал, чем исходный пункт развития, что было показано Жане уже в ранних работах. Даже в норме человека подчас охватывают состояния расщепленности. В патологии же они особенно отчетливы. Это верно и относительно двух других характеристик. Например, личностная идентичность может пропадать при чувстве пустоты (Флора: «Моя личность уходит, я теряю себя … это странно, нелепо… Вам кажется, что я та же, но для меня самой это не так. И хотя эта потеря никогда не бывала полной, я теряла очень существенную часть, так что даже переставала себя узнавать». Этот процесс может иметь и более тяжелые формы. Латисья: “Вы никогда не видели настоящей Латисья, если бы я знала, где она, я бы Вам ее показала, но я не знаю, где она и никак не могу ее найти» [Janet, 1928б, p. 55-56]. Латисья: «Я как собака, которая не знает, откуда она и куда направляется … я как будто с другой планеты, чужая в этой жизни. … Когда я Вам что-то рассказываю, у меня нет ощущения, что это произошло со мной. Так, я знаю много о той, кого Вы называете моим именем, много того, что неизвестно другим. Что это за существо, о котором я столько знаю? Неужели оно действительно существует?» [Janet, 1924, p. 9].

Работа по конструированию личности может происходить на разных уровнях, что обусловливает и разные ее «формы» – телесный индивид, персонаж, я, индивидуальность. Эта работа приводит к появлению множества «психологических изобретений», которыми могут быть как некоторые процессы, так и их продукты. Они определяют ход эволюции поведения и психики, подготавливают новые их формы, детерминируют возникновение и функционирование разнообразных механизмов психического.

Психологическое единство личности имеет свою прочную основу – оно начинается с телесной целостности. Единство создается первоначально на уровне тела. Зародыш личности, по Жане, необходимо искать в регулятивных системах мускульного чувства и чувства равновесия. Личности не существует в элементарных рефлексах. Необходима их координация, начало которой оказывается именно в кинестетическом чувстве и чувстве равновесия. Эти вопросы вызывали огромный интерес в XIX веке. Здесь и работы Белла, и Вебера, и Гамильтона, большую роль в формировании концепции Жане о регуляторах психического сыграло учение К. Бернара о саморегуляции внутренней среды организма. С организмической целостности начинал размышления о личности Рибо. В начале прошлого века, по замечанию Жане, наблюдался спад интереса к этой теме. Сейчас же она вновь стала разрабатываемой проблематикой.

Сохранение установки, позы, направления, согласованность движения с предшествующими установками, состояниями – вот те регуляторы, которые выделяет Жане, говоря о кинестетическом чувстве. Оно – не просто ощущение, но прежде всего – движение; эти регуляторы разворачиваются в движении и определяются им. Кроме них есть и общая регуляция состояния всего тела, регуляция равновесного состояния. С этих элементарных форм координации начинается телесная личность. Понятие о теле занимает важное место в размышлениях Жане. «Часто задаются вопросом о существовании души», – говорит Жане, – «но правомерно также поставить этот вопрос и относительно тела». «Дано мне тело – что мне делать с ним, // Таким единым и таким моим?» – читаем мы у О. Мандельштама. Но тело еще должно быть «дано», в каком-то смысле, создано нами. Этот процесс представляет собой акт конструирования особого объекта. Объект Жане определял как «совокупность поведенческих актов; скоординированных между собой, сгруппированных определенным образом рефлексов» [Janet, 1929, p. 71]. Если в отношении других объектов возможно перемещение (к ним, чтобы дотянуться; от них, чтобы перейти к другому предмету), то в отношении собственного тела ситуация иная: мы всегда в самих себе. «Вы знаете, что происходит с константами», – говорил Жане, – «они становятся нормой, точкой отсчета. И наше тело становится таковым в отношении других объектов» (там же, p. 84). Ребенок конструирует пространство, отталкиваясь от своего тела, через свои движения, действия. Дифференциация частей тела изначально также осуществляется во многом через их функции и производимые движения.

«Телесная личность определяется не только телом и его реакциями, но и чувствами, дающими начальную целостность человеческому существу» [Janet, 1929, p. 181]. Они являются одним из базовых моментов, создающих внутренний мир человека. Первые социальные формы личности – это именно «сентиментальные» формы. Как тело определялось Жане как особый объект, совокупность поведенческих актов, а за создание телесной целостности отвечали в регулятивные механизмы кинестетического чувства и чувства равновесия, так и чувства как таковые также являются регуляторами действия. Четырьмя основными чувствами являются усилие, связанное с интенсификацией действия, чувство утомления – с ограничением действия, чувство трево¬ги, обусловленное страхом действия, и чувство удовлетворения, радости связанное с его окончанием. Они являются новообразованием социально-персональной стадии поведения и развиваются во многом благодаря изменению самой структуры поведенческого акта. Отличительной особенностью социального акта является его последовательный, разделенный характер. Действие имеет начало, продолжение, окончание. Действуя в одиночку, мы выполняем все его части сами. В социальных актах мы имеем дело с сотрудничеством, с распределением действия, когда один участник выполняет первую его часть, а другой – вторую. Это сотрудничество и распределение частей действия между его участниками преобразует элементарное поведение, объединяя членов группы, вовлеченных в единое действие, где каждый зависит от действия другого, включенного в тот же поведенческий акт. Развитие социальных и индивидуальных тенденций происходит параллельно. И если первые поведенческие акты представляют собой простое объектно-ориентированное поведение, лишенное эмоциональной регуляции, то на социально-персональной стадии сама структура социального акта перестраивает действие, приводит к появлению новых форм регуляции, одной из которых оказываются чувства. Простые чувства (усилия, тревоги и т.д.) в сочетании с социальными тенденциями дают начало социальным чувствам симпатии и антипатии, любви и ненависти. Вместе с развитием мышления, речи, веры появляются такие чувства, как уважение, любопытство, жалость. Они осуществляются и эволюционируют вместе с первичными действиями, являясь первоначально основными их регуляторами, а потом уступая место более совершенным регулятивным механизмам. Их нарушения приводят к расстройствам поведения и личности. Таковым является, например, вышеупомянутый феномен чувства пустоты, когда на фоне сохранных первичных процессов, самих действий, наблюдается депрессия вторичных действий (неудовольствия, усилия и т.д.), что приводит к ощущению неестественности, нереальности, бесполезности объектов внешнего мира .

Социальные чувства, как и простые, направлены на совершенствование поведения. Наиболее важными среди них, по Жане, являются любовь и ненависть. Любовь характеризуется тем, что люди живут лучше, насыщеннее, полноценнее, когда они вместе. Многие форм любви не заданы изначально. Она, как и другие явления, переживает трансформацию ко все большей индивидуализации, претерпевает метаморфозу от социальной формы к личной. «Но люди связаны друг с другом не только симпатией и любовью. Необходимо констатировать печальный, но важный в социальном отношении факт существования антипатии и ненависти» [Janet, 1929, p. 203]. Ситуация антипатии – это ситуация психологического и морального обнищания. «Во враждебной среде человек становится слабее, он меньше работает, быстрее утомляется» [там же, p. 204]. Для понимания феноменов антипатии и ненависти необходимо рассматривать поведение человека в группе, в его взаимодействии с другим/другими. Как и в отношении всех других социальных эмоций, первостепенную значимость здесь имеют особенности, определяемые спецификой социальной ситуации как таковой. «Социальные эмоции, как и все другие социальные феномены, обладают характеристикой двойственности. Они подразумевают как нас самих, так и человека, связанного с нами. Когда нам кто-то не нравится, мы почти всегда чувствуем, что другой испытывает к нам подобное же чувство. Ненависть реципрокна» [там же, с.208]. Чувство, однако, определяется не только социальной ситуацией, но зависит и от самого индивида. Например, чувство свободы зависит от личного усилия. В случаях ощущения пустоты, хронического неуспеха чувство усилия исчезает, а с ним и чувство свободы, радости, полноты бытия.

Чувства вовлечены в процесс дифференциации и конкретизации социального пространства. Человек становится «пристрастным», а мир для него приобретает оттенки. Это явление описывал Экзюпери в «Маленьком принце»: «Вот именно, – сказал Лис. – Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете». Жане подчеркивал, что само по себе «социальное поведение очень обще, оно может быть приложимо к множеству социальных объектов, но именно эмоция сужает, конкретизирует, дифференцирует. Так, подчинение одним людям не требует многих усилий, тогда как в отношении других то же действие связано с чувством тревоги и напряженности. Мы различаем других через наши симпатии, антипатии, любовь, ненависть» [Janet, 1929, p. 222].

Другой важнейшей функцией чувств является их вклад в формирование внутреннего мира человека, применяющего к себе эти вторичные действия . Первоначально не существует различия в поведении в отношении себя и другого. Лишь позднее мы приходим ко все большей дифференциации и индивидуализации. Огромное значение здесь имеет феномен эгоизма, любви к себе. С психологической точки зрения, эгоизм является конституирующим элементом личности. Безусловно, человек может испытывать по отношению к себе и индифферентность (как при чувстве пустоты), и недовольство собой, даже ненависть (как в случае меланхолии), наиболее тяжелые формы которой проявляются в тенденции к самоубийству; любовь же предстает как конструктивная сила. Любить кого-то – значит интересоваться им, добавлять личное усилие ко всему, что связано с этим существом. Эгоизм – тенденция приложения усилия к своим собственным действиям, что позволяет произвести действие полноценнее, с большим интересом, привнести чувство радости в настоящие и будущие свершения. Поскольку эгоизм развивается вместе с социальным поведением интереса к другому, расположения, любви или ненависти, в случаях патологии мы можем встретиться как с ослаблением эгоистических тенденций (потеря интереса к себе), так и с усилением их в связи со слабостью и психологической бедностью, расстройством интереса к другому.

Регуляторы действия, принимающие участие в формировании внутреннего мира представлены также сознанием. Оно, как и чувства, появляется на социально-персональной стадии. Жане определял его как совокупность реакций организма на свои собственные действия . Жане также говорил об особом акте осознания (prise de conscience (Клапаред), conscienciation (Жане)). Сознание и осознание различаются в работах Жане, возможно, и как ступени эволюции регулятивного процесса. С одной стороны, Жане говорил, что «сознание появляется, когда в связи с первичными внешними действиями появляются внутренние реакции, когда мы сами начинаем приспосабливаться к ситуации, вызванной внешним миром. Внутренняя реорганизация происходит в связи с нашими первичными действиями» [Janet, 1929, p. 134]. С другой стороны, практически сразу же Жане замечал, что «существует множество фактов психической жизни, не вовлекающих сознание; сознание добавляется к определенным психологическим явлениям довольно поздно» [там же, p. 156]. «Сколько книг мы прочитали, не запомнив и не поняв ничего, даже общей идеи автора, одним словом, без осознания» [там же, p. 165]. Почему же «достаточно поздно?» – возникает вопрос. Уже на третьей стадии эволюции поведения. Вероятно, потому, что в последнем случае речь идет об осознании как о сложной интегративной функции, связывании с идеей «я»; сама возможность этой операции, судя по иерархической системе Жане, действительно появляется достаточно поздно, примерно на стадии рефлексивных действий, когда психологические феномены могут быть связать с идеей «я», «все без исключения психологические феномены от висцеральных реакций до рефлексивных актов могут быть трансформированы в сознательные феномены» [Janet, 1929, p. 158]. Акт сознания может осуществляться как по поводу элементарных процессов, так и по поводу наиболее сложных, а также разворачиваться на разных уровнях. Он представляет собой скорее серию операций, которые являются усовершенствованием как внешнего, так и внутреннего поведения, серию действий более высокого уровня, чем сам поведенческий акт, на который направлена эта психологическая операция.

Итак, «телесная личность», по Жане, определяется работой таких регулятивных механизмов, как кинестетическое чувство, чувство равновесия, а также появляющимися на социально-персональной стадии сознанием и чувствами – вторичными действиями (усилия, усталости, тревоги, удовлетворения) и социальными чувствами. Их работой достигается первичная целостность и дифференцированность человеческой личности; они дают начало формированию внутреннего мира человека. Чем дальше, тем сильнее эта работа оказывается связанной с взаимодействием с другим, тем более сложной многоплановой она оказывается.

Понятие «другого» регулярно появляется в работах Жане. Через другого происходит построение себя. Жане ссылался на работы У. Джемса, Дж. Ройса, Дж. Болдуина, говоря о законе параллелизма между личностью другого и нашей собственной; мы приписываем себе те же характеристики, те же чувства и свойства, что и другим. Во взаимодействии с другим происходит становление человека. Совершается одновременная работа построения образа других людей и себя. Развитие социальных и индивидуальных тенденций осуществляется параллельно. «Наше понятие личности начинается с личности других людей, которые мы строим перед тем, как построим свое, или, точнее, оба эти представления складываются одновременно, и одно постоянно влияет на другое. Ребенок сначала отличает свою мать, няню, людей, его окружающих, отводит им разные роли, ожидает от них различного поведения, и реагирует на них по-разному. Выделение других, разграничения между ними сперва социально… Люди, окружающие нас, наделяют нас некоторыми социальными функциями и требуют их выполнения. Они приписывают определенный характер и пытаются воспитать так, чтобы он сохранился, сформировался. Они дают нам наше собственное уникальное имя, и хотят, чтобы мы сохранили его и отделяли от других, чтобы мы связывали это имя с действиями и намерениями, исходящими от нашего организма, и связывали с именами других действия и намерения, зависящие от них, и через это «собирать», конструировать и себя, и их» [Janet, 1936, p. 55-56].

Первоначально формирование индивида происходит под воздействием общества, группы, представляет собой ее продукт. В ней человеку дается его собственное имя, и другие (а затем и он сам) ведут по отношению к нему как к определенной целостности. Во многих племенах доколумбовой Америки была распространена смена имен; имя могло меняться в зависимости от поступков и особенностей человека, оно выступало в единстве с некоторыми поведенческими особенностями человека. Леви-Строс замечает, говоря об особенностях традиционного общества, что имена «указывают на положение в семье, клане и – шире – в социуме, а потому они не просто указывают на индивидуума, они проецируют на него значение». Личное имя укоренено в социальных классификациях [Ямпольский, 1998, с. 26]. Имя, как и остальные особенности индивида, первоначально связаны с группой и несут отпечаток ее ожиданий. Группа преобладает в традиционном обществе. Понятия собственности, личной ответственности, несомненные для нас, не носят личного характера у примитива, живущего в условиях общественной собственности и групповой ответственности. «Понятие индивида зависит от понятия группы, не существует индивидуального человека, если нет группы людей. Это два взаимосвязанных понятия, развивающихся параллельно. Сам факт скопления людей не делает из них группу. Группа создается путем некоторых действий, предпринимаемых для объединения в различных целях (будь то общая защита или некоторая церемония)» [Janet, 1936, p. 68]. Индивидуализация же, выделение себя как особого уникального существа, представляет собой сложный и длительный процесс, в котором могут быть разного рода нарушения и ошибки, каковым, например, является феномен одержимости, множественности. Он подобен описанным выше явлениям диссоциированности, но теперь расширяется круг случаев, а также изменяется и основная объяснительная гипотеза, к которой апеллирует Жане. «Вы называете меня одним именем и считаете меня одним человеком. В действительности же это не так. В моем теле существует несколько индивидов» – говорила пациентка Жане. Выделение себя не только как члена группы, обладающего теми же характеристиками, что и остальные, но и имеющего собственные особенности – процесс уязвимый. Какими характеристиками обладаю «я», что есть «я»? – ответы на эти вопросы не столь просты и довольно многообразны. Представление о присутствии бога или дьявола в собственном теле человека было очень распространенным явлением в Средние Века. И в зависимости от выбора божественного или дьявольского эти люди считались пророками, подвижниками или одержимыми. Одержимость была очень распространенным феноменом в Древней Греции, не говоря уже о примитивном обществе, где она была обычным явлением. Одной из гипотез Жане, объясняющей это феномен, было апелляция к проблеме веры. Одержимость – это болезнь веры, ярко проявляющаяся на стадии непосредственных верований и связанная с психологическими операциями поддержания единства собственной личности, поиском внутренних основ себя самого, своих действий, самой возможности таковых.

Психологическим изобретением, играющим одну из ведущих ролей в формировании дифференцированности, является: признание реальной значимости не только за актуальными, непосредственными, но и за возможными действиями. Я не только действую, но и подготавливаю последующие действия. Эти способности, предполагающие возможность будущего поведения, Жане называл идеей возможности. Понятия действительного и возможного использовались еще Аристотелем. Жане придавал этой способности конституирующий характер, говорил о ее возникновении в социальном взаимодействии и ее роль в формировании личности. Она диктует определенное отношение к другому человеку, а также перестраивает и нашу собственную личность, поскольку мы всегда есть не только то, что делаем сейчас, но и то, что сделали ранее и что совершим позднее. Во многих случаях патологии этот акт представляет известную трудность (при мегаломании, меланхолии). Понятие возможности обладает направленностью на будущее и предполагает осознание действия. Оно берет начало в особом акте «производства», продуцирования чего-либо, предполагающего реализацию плана, проекта, существующего у человека. В поведении появляется намерение, а также реакция на намерение другого. В этом сложном акте человек может совершать ошибки, коренящиеся в понятии возможности, в приписывании человеку различных способностей. Внимание к будущим, возможным действиям, намерениям является одним из факторов различения человека в группе.

Приписывание возможностей приводит к трансформации индивида. Появляется персонаж, обладающий особыми способностями, играющий определенную роль. Огромное множество психологических расстройств – это расстройства персонажа. Выбор неадекватной роли отчетливо проявляется в случаях патологии. Персонаж может быть сформирован быстро под воздействием определенных обстоятельств. Например, молодой человек 14-15 лет, потрясенный смертью младшего брата, каждый день, а иногда и два раза в день демонстрировал следующее поведение, приводившее родителей в полное недоумение: он внезапно замирал, не отвечал на вопросы, казалось, ничего не видел и не слышал вокруг себя; подходил к стулу, постукивал по нему пальцами, прикладывал к спинке ухо, слушал, затем бормотал что-то типа “KBr, NaBr – 5 грамм» – давал назначения. В другом случае больная, после того, как она увидела львицу в цирке, двое суток ходила на четвереньках, демонстрировала поведение, характерное для льва. Много интересных примеров смены персонажей, неадекватного манипулирования ими можно наблюдать также у спиритов и медиумов. Но и в норме каждый имеет свою роль и играет ее в окружении других. У нас множество персонажей, которых мы используем в различных ситуациях, в том числе и те, которые мы играем сами для себя.

Реакции персонажа гораздо более поверхностны, нежели реакции тела (кинестетическое чувство, чувство равновесия). Персонаж появляется позднее, соответственно, он менее слажен: не всегда логичен, а иногда даже абсурден. Персонаж создается верованиями, которые более или менее подтверждаются поведением другого и влиянием, которое это поведение оказывает на нас. Мы конструируем наши собственные персонажи так же, как персонажи другого. Особенно важна в этом отношении эпоха юности, когда человек активно строит, формирует, формулирует гипотезы относительно мира и себя самого. К сожалению, они бывают неудачны («я слаб, я болен») и могут определять жизнь человека на протяжении многих лет. То, какую конструкцию человек создает относительно себя, зависит от многих факторов: от мнения другого, влияния семьи, но также и от личного участия (проявляющегося, например, в том, что мы выбираем тот персонаж, который нам удается). Выбор будущего персонажа происходит, исходя из актуального поведения, и этот выбор, в свою очередь, определяет будущее поведение. Принимая тот или иной персонаж, человек активен. Невольно вспоминается Платон: «… сразу же подошел тот, кому достался первый жребий, он взял себе жизнь могущественного тирана. Из-за своего неразумия и ненасытности он произвел выбор, не поразмыслив, а там таилась роковая для него участь. … Когда он потом, не торопясь, поразмыслил, он начал бить себя в грудь, горевать, что, делая свой выбор, не посчитался с предупреждением прорицателя, винил в этих бедах не себя, а судьбу, богов – все что угодно, кроме себя самого. … Большей частью выбор соответствовал привычкам предшествовавшей жизни» [Платон, с.380].

Персонаж не просто характеризуется некоторыми качествами, отличающими его от других. Группа осуществляет оценку этих качеств, оценку персонажа, определяя его место в социальной иерархии, которая определенным образом организована, и определенным образом организует социальную жизнь. В традиционном обществе индивид выступает исключительно как член группы и лишь позднее приобретает самостоятельную ценность, и оценка появляется не сразу. Первоначально функция оценки осуществлялась только в отношении вождя. Жане приводит замечание профессора египтолога Море о египетской революции. "Первые египтяне считали бессмертным только правителя. Только он один мог рассчитывать на жизнь после смерти. Через некоторое время правитель, по доброте душевной, милостиво распространил бессмертие и на своих приближенных. Тогда простым смертным это очень не понравилось, они сочли такой шаг просто нечестным и устроили восстание, чтобы получить бессмертие и себе. Так что, мы все с вами бессмертны благодаря той далекой египетской революции" [Janet, 1929, с.383]. С развитием общества оценка становится все более дифференцированной, все больше феноменов встраиваются в ситуацию классификации; расширяется область явлений, к которой вырабатывается то или иное отношение. Эту психологическую операцию человек использует и для определения своего места среди других людей. Комплекс неполноценности и превосходства состоят в неправильно произведенной классификации, в ложной оценке самих себя. А поскольку часто эта оценка базируется на элементарных убеждениях, основанных на стойких и сильных эмоциональных переживаниях, в коррекции не помогают ни рациональные доводы, ни факты, ни опыт.

А когда человек сказал да, а во рту у него – нет, то что же он сказал? Но ведь два сказал, да, мама?
Он пополам сказал?
М.И. Цветаева «Сказка матери»

Следующее преобразование личности связано с появлением внутренней мысли. Первоначально все психические (социальные) феномены открыты, публичны, но в определенный момент человечество изобрело особую функцию, функцию секрета. Ее элементы наблюдаемы уже и в животном мире. У человека этот акт распространяется не только на моторное действие, но и на слово.

То, что поведение человека отнюдь не сразу приобретает эту функцию секрета, находит подтверждение в филологических исследованиях. Примечателен анализ эволюции биографической и автобиографической формы в литературе М.М. Бахтина. Бахтин выделял несколько типов биографии в античной литературе и связывал их с «новым типом биографического времени и новым специфически построенным образом человека, проходящего свой жизненный путь» (Бахтин, 1986, 167). Первый тип, платоновский, основан на хронотопе – «жизненный путь ищущего истинного познания». Жизнь человека описывается от самоуверенного невежества, через скепсис и познание самого себя к истинному познанию. Второй биографический тип – риторическая автобиография и биография. В основе этого типа лежит «энкомион», исходным пунктом которого был идеальный образ той или иной социальной позиции (царя, полководца и т.д.). «Эти классические формы автобиографий», – говорит Бахтин, – «не были произведениями литературно-книжного характера, отрешенными от конкретного общественно-политического события и громкого опубликования. Здесь важен не столько внутренний хронотоп их (то есть время-пространство изображаемой жизни), но и прежде всего тот внешний реальный хронотоп, в котором совершается это изображение. Этот реальный хронотоп – площадь. На площади впервые раскрылось и оформилось автобиографическое (и биографическое) самосознание человека и его жизни на античной классической почве. В таком биографическом человеке (образе человека) не было и не могло быть ничего интимно-приватного, секретно-личностного, повернутого к себе самому, принципиально-одинокого. Здесь все сплошь и до конца было публично. Вполне понятно, что в этих условиях не могло быть никаких принципиальных различий между подходом к чужой жизни и подходом к своей собственной жизни, то есть между биографической и автобиографической точками зрения» [там же, 168-169]. Всякое бытие для грека классической эпохи было и зримым и звучащим. Принципиально невидимого и немого бытия он не знал. Немая внутренняя жизнь, немая скорбь, немое мышление были совершенно чужды греку. Все это … могло существовать только проявляясь в звучащей или в зримой форме. Мышление, например, Платон понимал как беседу человека с самим собой («Теэтет», «Софист»). … беседа с самим собой непосредственно переходит в беседу с другим, никаких принципиальных граней здесь и в помине нет. Лишь с эллинистической и римской эпохи начинается процесс перевода целых сфер бытия как в самом человеке, так и вне его на немой регистр и на принципиальную незримость» [там же, 170-171]. И далее: «Наше «внутреннее» для грека в образе человека располагалось в одном ряду с нашим «внешним», то есть было так же видимо и слышимо и существовало вовне для других, так же как и для себя. В этом отношении все моменты образа человека были однородны. Быть вовне – быть для других, для коллектива, для своего народа. В последующие эпохи … немота и незримость проникли внутрь его (человека). Вместе с ними пришло одиночество. У приватного человека появилось много сфер и объектов, вообще не подлежащих опубликованию… Образ человека стал многослойным и разносоставным» (там же, 171-172). С феноменом секрета, вероятно, связан и такое явление, как древняя тайная речь, определявшаяся запретом на называние вещей, предметов, явлений, а также условными их обозначениями, использующимися в разговоре [В.П. Аникин, 1996].

Эволюция этого поведения осуществлялась в оппозиции с групповыми тенденциями. Ю.М. Лотман приводит любопытное описание одной из ритуальных фигурок, сделанное В. Тэрнером: «она изображает мужчину, сидящего съежившись, подперши подбородок руками и опираясь локтями на колени. … Означает нерешительного, непостоянного человека, … “человека, от которого не знаешь, чего ожидать”. Его реакции неестественны. Своенравный, он, по словам информантов, то раздает подарки, то скаредничает. Иногда он без всякой видимой причины неумеренно хохочет в обществе, а иногда не проронит ни слова. Никто не предугадает, когда он впадет в гнев, а когда не выкажет ни малейших признаков раздражения. Ндамбу любят, когда поведение человека предсказуемо. Они почитают открытость и постоянство, и если чувствуют, что кто-то неискренен, то допускают, что такой человек, весьма вероятно, колдун” [цит.: Лотман, с.349]. «Нетрудно, однако, заметить, – продолжает Лотман, – что все основные жестовые элементы фигурки Chamutang’a из гадательного ритуала Ндебу присущи «Мыслителю» Родена» [там же]. Непрозрачность человека, его способность самостоятельного принятия решений – довольно опасный момент для группы на первых этапах эволюции, когда личность представляла собой скорее разделенного индивида, когда индивид и группа были во многом слиты воедино. Группа не зря сопротивлялась этой форме поведения. Одним из ее усовершенствований явился феномен лжи, «предполагающий различение внешнего и внутреннего акта, обладание некоторыми установками и убеждениями во внутреннем плане и выражением других убеждений во внешнем поведении. Феномены секрета и обмана имеют принципиальное значение в эволюции психического, в появлении декартовой внутренней мысли» [Janet, 1929, p. 403]. В этом феномене человек обретает собственность, которую у него не отнять, а также «непрозрачность» для другого. Интересны изменения "непрозрачности" человека, история и динамика приватного и публичного в человеке. В том числе и сегодня. Так, Фуко говорит о человеке как о "признающемся животным". Однако "практика самораскрытия, обнародования того, что изначально было личным, не является обязательством сознаваться в нарушении законов, связанных с приватной жизнью, как первоначально предполагала процедура традиционного покаяния и что было зафиксировано в идеале доброго христианина. Но необходимость говорить ... обо всем, что касается различных аспектов удовольствий, ощущений и мыслей сегодня стала столь существенной составляющей нашей ментальности" (Костина, 2006).

Дуализм тела и души, говорит Жане, не существует для представителей традиционной культуры или для ребенка, появляется лишь в связи с наличием особых атрибутов мысли. Мышление способствует как объединению, стабилизации личности (благодаря, например, такому психологическому явлению, как интерес, который может определять единство человека в течение нескольких лет), так и обособлению, процессам дифференциации (как раз благодаря интимности мысли, гораздо в большей степени принадлежащей человеку, чем одежда и даже частей тела, обладая характеристикой внутреннего существования, – не отнять). Наиболее важным следствием внутреннего мышления является, по Жане, появление инициативы, обусловливающей поведение человека в зависимости не от внешней стимуляции, исходящей от физического или социального мира, но исходящей от самого человека. Инициатива придает поведению человека характер заинтересованности, к нему переходит функция принятия решения, которая раньше была вынесена вовне и осуществлялась институтом жречества.

Изменения, возникающие вследствие описанных процессов, столь велики, что Жане ввел понятие «я» (moi), говоря о рефлексирующем человеке. «С этим замечательным изобретением человечества связаны многие законы, особенности, характеристики, не свойственные персонажу, такие как закон личной свободы, уважения к инициативе. В эту эпоху начинается борьба между внешним авторитетом и внутренней критикой … индивидуальность противопоставляется обществу» [Janet, 1929, p. 422] (дополнит. коммент. 7). На этом этапе представления, в том числе и о себе, могут не совпадать с предписываемыми группой, человек может сохранять идентичность, когда мнестические следы группы о нем стерты или искажены, как это, например, в метафорической форме представлено у Д. Хармса в рассказе про Антона Антоновича, которого перестали узнавать: «Да как же так, – говорил Антон Антонович, – ведь, это я, Антон Антонович. Только я себе бороду сбрил». «Ну да! – говорили знакомые. – У Антона Антоновича была борода, а у вас ее нету». «Я вам говорю, что и у меня раньше была борода, да я ее сбрил», – говорил Антон Антонович. «Мало ли у кого раньше борода была!» – говорили знакомые». Идентичность сохраняется, несмотря на отказ группы признать ее. Важным отражением процесса рождения «я» является также появление личного местоимения. У Гомера не было термина для «я – рефлексивного» (self). У Рибо, Коллина, Валлона мы находим исследования, касающиеся задержек и трудностей формирования этого образования в случаях патологии.

На уровне «я», как и на предыдущих уровнях эволюции личности, существуют свои трудности и преграды. Таковы, например, феномены эгоцентризма и аутизма, описанные Блейером, Крепелином, Пиаже. Жане замечал, что трудности адаптации в этих случаях связаны в основном с социальным, а не физическим миром. Этих людей не занимает позиция другого. Опасность заключается в замыкании на себе, развитии чувств, представлений, не согласующихся с внешним миром; отсутствии координации с внешним миром. Необходимой оказывается «дисциплина» мысли, обращение к точке зрения другого, социальное расширение.

Следующим этапом в развитии личности является «индивидуальность», характеризующаяся психологической зрелостью, признанием индивидуальности другого. Этот процесс связан в работах Жане с конструированием исторической целостности, целостности во времени. Человек определяется уже не только по отдельным действиям, но через множество рассказов, так или иначе организованных. У примитива не было истории. Постепенно появлялись истории, рассказываемые про героев, сейчас же «мы все имеем свою историю, мы все герои». Мы не только включены в общую историю, но и обладаем собственной. Общество накладывает на нас обязательство в наличии четкой, непротиворечивой автобиографии. Автобиография становится основой конструирования идентичности личности. Она ориентирована по отношению к настоящему. Историческая целостность, базируется на работе памяти как средстве преодоления времени и охватывает всю нашу жизнь, связывает наше прошлое, настоящее и будущее, создает неповторимый автобиографический рассказ. Люди в большей или меньшей мере похожи в телесном и социальном смысле (общность облика, внешних характеристик, включенность в одну социальную иерархию), но память каждого уникальная. Личность на данном этапе развития, с точки зрения Жане, является, прежде всего, предметом исторического исследования, имеющего дело со временем, в отличие от большинства других, имеющих дело с пространством [Janet 1928, 1929, 1936].

Жане оканчивал размышления об эволюции личности описанием исторической целостности, индивидуальности. Но он подчеркивал, что эволюция продолжается. Будут создаваться новые психологические изобретения, изменяться уже существующие , появятся новые регулятивные механизмы, а значение старых будет падать; изменится поведение в отношении тех или иных феноменов как социальной, так и индивидуальной жизни. Трансформируется временной аспект поведения человека, оно все больше становится историчным как в обще-социальном, так и в индивидуально-личностном пространстве. Появляется новый тип личности с ее собственными характерными чертами и особенностями, а также трудностями и опасностями на пути работы по самоконструированию.

Подведем итоги. Проблематика личности была одной из основных на протяжении всего творчества Жане. Ранние исследования в основном касались проблемы распада личности, феномена диссоциированности, связанного с особым состоянием психической слабости и дефицитарности психического синтеза. Чем выше синтетические способности личности, тем более она независима, более способна к созданию новых идей, «составлять самостоятельные суждения, которые не даны ни в прежде сложившихся ассоциациях, ни в ощущениях настоящего момента» [Жане, 1913, с. 443]. В более поздних трудах проблема личности ставилась в эволюционном аспекте и понималась как «работа», нацеленная на конструирование, поддержание и усовершенствование единства и дифференцированности как в отношении физического мира, так и социального [Janet, 1929]. Эта работа может осуществляться на разных уровнях и вовлекать различные механизмы и средства (см. таблица №3). Она связана с немалыми трудностями, и многие ее аспекты оказываются нестойкими и хрупкими, обнаруживают трудности при неблагоприятных обстоятельствах развития. Целостность, дифференцированность, идентичность – вот то, к чему стремится личностный синтез, на что нацелена его работа. Личность – создание человека, конструкция, которую мы возводим средствами, имеющимися в нашем распоряжении, это «произведение искусств» [там же, p. 503], создаваемое более или менее полно, лучше или хуже. И осуществляется эта «работа» не изолированным индивидом, но во взаимодействии с другими людьми, в мире, который определяет конструирование телесной личности, социальной, дает средства достижения исторической целостности. Ребенок примеряет к себе те формы поведения, которые применял к нему взрослый; и даже точнее – первоначально не существует различия в поведении в отношении себя и другого (мы видели подтверждения этому и в анализе биографических форм, проведенном Бахтиным), «я» конструируется по аналогии с другим, а другой «достраивается» исходя из «я». Но все же то, как человек конструирует себя, каких персонажей выбирает, сможет ли достичь исторической целостности, зависит не только от социального окружения и генетического, биологического фактора, но и определяется его собственной активностью. Отметим еще один факт. Концепция личности Жане чрезвычайно эвристична. Ее огромная ценность не только в генетическом подходе к развитию личности, не только в ответах, которые дает система Жане, но и в вопросах, которые в ней ставятся, в понятиях, которыми она оперирует. Некоторые из этих понятий, по всей видимости, совершенно независимо от теории Жане, развиваться буквально в последние годы. Например, в представлениях конструктивистов и нарративных психологов можно найти немалые параллели с построениями Жане. Так, нарративное направление придает огромное значение рассказу-истории о своей собственной жизни в эволюции личности, и в стремлении понять личность во временной перспективе, осознавая ее настоящее как стягивающее прошлое и будущее, и в значимости социального контекста [Botella, 1987].

Hosted by uCoz