Пьер Жане. Жизнь и творчество.

Пьер Мари Феликс Жане, родился в Париже 30 мая 1859 года на 46 rue Madame недалеко от сада Люксембург. В семействе Жане к тому времени было несколько известных представителей. Луи Жане был издателем и владельцем книжного магазина на улице Сен-Жак в Париже. Густав Жане и Анж-Луи Жане были знаменитыми граверами и иллюстраторами. В этой семье были владельцы книжных магазинов, знатоки музыки, любители литературы, почитатели живописи и, конечно, ученые. Наибольшую известность в семействе Жане имел Поль Жане, дядя Пьера Жане. Вскоре после его рождения семья переехала в Бург-на-Рейне (теперь пригород Парижа) и поселилась в розовом доме с черепичной крышей, построенном в стиле эпохи Возрождения [Ellenberger, 1970]. Школа, которую посещал Пьер, Коллеж Сент-Барб-де-Шан, располагалась в соседнем городке Фонтене-о-Роз. Он был довольно застенчивым ребенком, и общение со сверстниками давалось ему с трудом. Через несколько лет он перешел в Коллеж Сент-Барб в Париже, одну из наиболее престижных школ во Франции. В 15 лет Жане пережил период депрессии, а в 17 – религиозный кризис. Он смог преодолеть это состояние и решил посвятить себя философии.

«Мои научные занятия, – писал он в автобиографическом очерке 1930 года, – стали результирующей двух, казалось бы, несовместимых тенденций. В детстве я увлекся естественными науками. С раннего возраста я начал интересоваться ботаникой и коллекционировать растения. Я и сейчас каждый год пополняю свой гербарий, который, впрочем, становится громоздким. Эта страсть, определившая мое стремление к анализу, точному наблюдению и классификации, должна была привести меня к карьере натуралиста или врача. Но во мне была и другая наклонность, так и не получившая своей реализации, и слабые отблески которой узнаваемы в своей теперешней трансформации. В возрасте 18 лет я был очень религиозен. Я всегда был подвержен мистическим наклонностям, которые мне удавалось контролировать. И проблема примирения научной склонности и религиозного переживания оказалась нелегким делом. Оно могло свершиться через новую, усовершенствованную философию, удовлетворяющую как разум, так и веру» [Janet, 1930, с. 123]. Эти попытки были во многом свойственны начинающейся французской психотеорапии, когда психотерапевты и их пациенты продолжали воспринимать себя как часть религиозной культуры. Так что терапевтическое решение проблемы души и тела в этом контексте не может быть полностью отграничено от религиозных оснований, даже несмотря на быструю секуляризацию (Carroy, Plas, 2005).

Жане поступил в Эколь Нормаль в 1878, в тот же год, что и Э. Дюркгейм и на год позже А. Бергсона, закончил ее в 1882, заняв второе место на конкурсном экзамене Agregation de Philosophie и получив должность преподавателя философии сначала в лицее Шатору (1882-1883), а затем в Гавре (1883-1889).

В Гавре Жане снимал небольшой домик вместе со своим приятелем математиком Гастоном Мило (Milhaud). Казалось, Жане преодолел свойственную ему в юности застенчивость. Рассказывают, что он был одним из самых лучших танцоров, а его вальсирование было восхитительным. К домику, который Жане снимал со своим товарищем, прилегал садик, где росла цветущая charmoerops и пальма (ж). И Жане с Мило решили во что бы то ни стало найти избранника для своей пальмы. Они обнаружили его в саду неизвестной дамы, которой и нанесли визит вежливости, чтобы выпросить infloricence ее пальмы, а потом триумфально принесли его к себе и опылили свою юную красавицу. Пальма, видимо, осталась довольна.

В это время Жане не только преподавал, но и серьезно увлекался медициной (во многом под влиянием своего дяди, Поля Жане [Janet, 1930, 1946]). Жане достаточно часто приезжал в Париж, где осматривает пациентов вместе со своим братом Жюлем, который поначалу разделял его интерес в отношении неврозов и гипнотизма, но через некоторое время перешел к изучению микробиологии и урологии. В Гавре Жане работал также волонтером в местной больнице. И там же начинается его собственно психологическая карьера. Размышляя над темой диссертационного исследования, Жане остановился на наиболее популярной тогда тематике галлюцинаций («галлюцинаторная оптика» (Поль Жане), опыты с внушенными зрительными галлюцинациями достигли небывалого размаха и были чуть ли не наиболее популярной темой психологических исследований [Сироткина, 2000]). Он обратился за помощью к доктору Жиберу, познакомившего его с Леонией, легко поддававшейся внушению, в том числе и на расстоянии. Жане провел с ней свои первые исследования 24.9.1885 – 14.10.1885 и написал работу, которую Поль Жане представил на заседании общества физиологической психологии в Париже. В результате этого доклада в Гавр была направлена комиссия, призванная проверить результаты опытов и существование описанного феномена внушения на расстоянии. Эти исследования вызвали большой резонанс в научном мире и еще долго цитировались, когда речь шла о необычных способностях человеческой психики, впрочем, к неудовольствию их автора, переосмыслившего результаты своих ранних опытов. Как бы то ни было, вскоре доктор Повелевич предоставил в его распоряжение палату, где Жане начал самостоятельные исследования истерии. Постепенно росло число описанных Жане случаев. Исследования 1883-1888 годов были проанализированы им в диссертационном исследовании по философии «Психический автоматизм. Экспериментальное исследование низших форм психической деятельности человека» (1889) (“L’Automatisme psychologique. Essay de psychologie experimentale sur les formes inferieres de l’activite humaine”). (Для получения философской степени Жане также написал требовавшуюся работу на латинском языке («Baco Verulamius alchemicis philosophis quid debuerit»), посвященную Ф. Бэкону как промежуточной фигуре между алхимическим и строго научным знанием). После защиты диссертации он продолжил занятия по медицине, много времени проводил у Шарко в Сальпетриере и в 1893 защитил медицинскую диссертацию на тему: «L’etat psychologique de l’hysterique” («Умственное состояние истериков»). В том же году Шарко открыл лабораторию экспериментальной психологии в Сальпетриере и пригласил Жане возглавить ее. Но вскоре Шарко умер. Его преемник Раймон (Raymond) позволил Жане продолжить работу. Они опубликовали несколько книг в соавторстве.

В 1894 Жане женился на Маргерит Дюшен (Marguerite Duchesne), с которой прожил всю жизнь до ее смерти в 1943 году. У них было трое детей – Элен, Фанни, Мишель. Маргерит была родом из Гавра. Но встретил он ее не во время своего преподавания в гаврском лицее, а в Париже, в саду Тюильри. У нее с собой была вышивка, у него - черновики статьи, которые были мгновенно забыты ради милой вышивки и, конечно, очаровательной женщины. Возможно, они не были экспансивны в выражении чувств, и не так часто проявляли нежность, но никогда не расставались и дня не могли прожить друг без друга. Она была для него неоценимой опорой, помощницей во всех поездках и повседневных делах, утешительницей в тяжелые и беспокойные периоды.

У Жане были очень ловкие руки, и его дочь Элен вспоминает, что в детстве во время болезней папа развлекал их плетением ажурных кружев крючком. Жане был нежным и внимательным отцом. Именно он укачивал детей по ночам, гулял с ними, напевая "Sur le pont du Nord" (На северном мосту...), не заботясь, впрочем, очень уж о мотиве или отрывался от работы, чтобы почитать детям Жюль Верна (к обоюдному удовольствию), а позже забегая между пациентами, посмотреть, как его чадо справляются с домашними заданиями.

Жане всю жизнь был страстным коллекционером. Особенно это касается растений. У Жане была подлинная симпатия к ним. Так, он переживал, если дети срывали какой-нибудь цветок в их маленьком садике в Фонтенбло. Цветы обладали для него личностью. Настурции были особами очень умными, sauges - весьма возвышенными, а ancolies - барышнями чрезвычайно выдающимися. Он очень волновался, когда на бульваре Распай посадили очень маленькие деревца платанов, и когда на них появились первые листочки, он сказал с облегчением "Наконец-то они вздохнут!" Жане был более чувствителен к красоте природы, чем живописи или архитектуры. Гейзеры Парка Yellowstone, водопады Yguassou, леса Бразилии с их орхидеями и бабочками восхищали его больше, чем Венеция, где "ни единого цветочка не найдешь" (Janet-Pichon, 1950).

Работая в Сальпетриере, Жане продолжал и философские исследования. В 1894 вышел его учебник по философии.

С декабря 1895 по август 1897 Жане заменял Т. Рибо в Коллеж де Франс. Уже выбранные темы курсов свидетельствуют о преемственности между двумя учеными: за это время Жане прочитал курсы по психологии личности и воли. В 1898-99 ему снова доверили прочитать курс, на этот раз по психологии памяти, а в 1899-1990 и первом семестре 1901 Жане представил курс по сну и гипнотическим состояниям. Одновременно с этим Жане читал курс по экспериментальной психологии в Сорбонне [S. Nicolas, L. Ferrand, 2000].

К началу XX века Жане стал одной из наиболее значительных фигур в области психологии. «L’Automatisme psychologique», “Les stigmates mentaux des hysteriques” (1893), “Nevroses et idees fixes” (1898) и другие работы завоевали популярность в научных кругах.

В 1900 щедрые иностранные меценаты финансируют международный психологический институт. В рамках этого института в 1901 Жане создает психологическое общество, куда входят Рибо (в качестве почетного члена), Бергсон, Бине, Дюма, Ле Бон, Тулуз, Пьерон. Оно и сейчас продолжает свое существование под названием Французского Общества Психологии.

В 1902 году Т. Рибо ушел с поста профессора экспериментальной и сравнительной психологии в Коллеж де Франс, и два кандидата, П. Жане и А. Бине, были выдвинуты на эту должность. Предпочтение было отдано Жане (он получил 16 голосов из 29), и с 17.2.1902 именно Коллеж де Франс стал центром его деятельности. Жане прочитал там курсы лекций по нормальным и патологическим эмоциям, сознанию, истерии и психастении, психотерапии, психологии тенденций, социальным тенденциям, восприятию и т.д.

В 1904 году Жане с Дж. Дюма основали «Journal de psychologie normale et pathologique”. Жане вел интенсивные исследования и имел обширную практику в Сальпетриере, но в 1910 Раймон умер, и его место занял Дежерин. В распоряжении Жане вскоре была оставлена лишь одна небольшая комнатка, что вынудило его отказаться от большей части пациентов и преподавательской деятельности. Жане нашел пристанище в лаборатории своего коллеги Нагеотта (Nageotte), невролога, специалиста по гистологии мозга, что, однако, было недостаточно для восстановления прежнего объема работ. С 1910 года Жане работал над развитием своей теории, преобразовав ее в более совершенную систему «иерархических функций психики». Вероятно, сокращение клинической практики могло быть одним из фактором, переориентировавшим Жане в большей степени на теоретическое осмысление своей работы. Фортуна, в общем-то, по-прежнему была к нему достаточно благосклонна. В 1913 Жане стал членом Академии моральных и политических наук, принимал участие в конференциях и конгрессах. Одним из наиболее «шумных» был международный конгресс по медицине (1913, Лондон). На психиатрической секции обсуждались работы Фрейда. Жане оппонировал.

Можно предположить, что именно этот год 1910, потеря позиции в Сальпетриере могло стать одним из решающих факторов дальнейшего развития карьеры Жане. Несмотря на свои работы в области травмы и актуальность этой проблематики во время первой Мировой, Жане оказался не востребованным. Бабински в La Pitie и Дежерин в Сальпетриере разделили сферы влияния в этой области во Франции [Shephard, 2000, с.98]. Однако, именно в это время привлекла внимание эффективность психоаналитических методов. Приглашение Фрейда на слушания, интерес и финансовая поддержка психоаналитического Конгресса в Будапеште свидетельствовали о научном и политическом признании [Brunner, 1991, c. 362]. Кто знает, как оказалась бы написана история (и терапии военных неврозов, и концепции Жане), если бы в 1910 году Жане остался в Сальпетриере. Несмотря на вынужденное сокращение клинической практики, Жане продолжал терапевтическую работу, переосмысливал, резюмировал ее, разработал новую терапевтическую систему, построенную на принципах экономии, опубликовал столь фундаментальные монографии, как “Medications psychologiques” (1919), “La medecine psychologique” (1924). Он также все углубленнее разрабатывал самобытную теорию психологии поведения, получившую отражение в курсах лекций, прочитанных в Коллеж де Франс и книгах “De l’angoisse a l’extase. Etude sur les croyance et les sentiments” (1926) (второй том – 1928), “Les Stades de l’evolution psychologique” (1926), “La pensee interieure et ses troubles” (1927), “L’evolution de la memoire et le notion du temps” (1928), “L’evolution psychologique de la personnalite” (1929), “La force et la faiblesse psychologique” (1932), “L’amour et l’haine” (1932), “L’intelligence avant le language” (1936) и др.

В феврале 1935 Жане ушел из Коллеж де Франс, но продолжал вести частную практику. Он много обследовал параноидальных, делинквентных пациентов.

В 1939, с началом войны Жане с женой уехал на юг Франции, но вскоре вернулся в Париж. Последние годы оказались очень сложными для Жане. Уже в 1938 году, узнав о смерти профессора Маринеско, с которым долгое время работал в Сальпетриере, он сказал, что «огромная печаль старости – быть свидетелем того, как один за другим уходят твои современники». Переживание мировой катастрофы оказалось отягощенным скорбью по уходящим близким людям и друзьям. В январе 40-го умер зять, Эдуард Пишон (Edouard Pichon), в 42-м – сестра Маргарет и брат Жюль, в 43-м – жена, 44-м – сын.

В 1942 Доктор Жан Деле (Jean Delay) (бывший студент Жане) стал главой университетской психиатрической клиники Sainte-Anne в Париже и предложил Жане принимать там несколько пациентов еженедельно. Жане с радостью согласился и 1942-1943 посещал также лекции Деле и разборы случаев. Деле также просил его прочитать несколько курсов для студентов. В 1942 Жане пишет предисловие к его книге "Les dissolutions de la memoire". Упрочиваются связи с психоаналитическим движением. С 1939 Жане работает с Полем Шиффом (Paul Schiff) в Henri-Rousselle в его сексологической консультации, а также в тюрьме для женщин Petite Roquette. В 1945 он участвует в церемонии, посвященной 70-летию Юнга, и представляет по этому случаю "La croyance delirante". В декабре 1943 Жане соглашается возглавить premiere cycle d'etudes в индустриальной психологии и произносит речь "Perspectives d'application de la psychologie a l'industrie", в которой подчеркивает важность социального приложения психологической науки, индустриальной психологии в частности, ее социальной ценности. Последняя статья Жане "Le sentiment de l'inspiration et la theorie des sentiments" выходит в Psyche в 1946, журнале Марис Шоази, созданном не без покровительства Жане (Ohayon, 2006).

Но все же основным все больше становилось не ощущение радости познания, но горечь утрат и тягостность одиночества. В письме 31.7.1942 года Жане писал А. Пьерону: «я чувствую страшную пустоту и боль после внезапной смерти брата. Сестра умерла прошлой зимой, а вот теперь и он. Я, 83-х летний, единственный остался из всей семьи. Теперь мой черед». Декабрь 1943: «Мне 84 года, жена была моложе на 14 лет. Я остался один. Смерть глупа и ужасна, а наша наука слишком бессильна». Январь 1947: «Вы говорите, что я не старик. Это только видимость, я сильно сдал последнее время, и больно ощущать, что я совсем потерял память и не работаю … очень мало работаю … слишком медленно. Моя книга о вере нелепа». Это боль стареющего человека, близкие которого уходят, а одиночество подступает все ближе. Несмотря на возраст, Жане все еще совершал долгие прогулки по Парижу, продолжал научную работу, в частности над книгой по психологии веры, но она осталась незавершенной и неопубликованной [van der Hart, Friedman, 1989]. Жане умер в ночь с 23 на 24 февраля 1947 года. Умер быстро от легочного кровоизлияния. Еще накануне он принимал больного и беседовал с друзьями. Это случилось в феврале, месяце, которого Жане боялся больше всего, и который по его словам должен был стать последним для него. Так оно и вышло. В это время газеты из-за забастовки печатников не выходили. Ситуация оставалась таковой вплоть до 18 марта. А в изданиях, вышедших после окончания забастовки, факт смерти великого французского психолога был отмечен двух строчным упоминанием среди прочих заметок на различные темы.

Несмотря на два автобиографических очерка (Один из них для “A history of psychology in autobiography” под редакцией Мэрчинсона, вышедшей в 1930; второй был написан буквально за год до смерти и опубликован в «Les etude philosophique», 1946, Nouvelle Serie, №2), сведения о личности П. Жане, к сожалению, скудны. В частности, потому, что он был во многом скрыт для постороннего взгляда: он никогда не давал интервью журналистам и даже в общении с близкими друзьями редко раскрывал свои чувства. Одни описывали его как активного человека, блестящего собеседника, наделенного тонким чувством юмора, другие же вспоминали о нем как о спокойном человеке, внимательном слушателе, но погруженном в свои размышления, рассеянным, имеющим склонность к депрессии. Э. Минковски замечал: «Для Жане характерна была открытость, безграничный интерес ко всему новому, к прояснению неизвестного, к поискам истины, к которой он так стремился. Необходимо помнить еще одно обстоятельство, чтобы составить представление об этом человеке – Жане обладал колоссальной жизненной энергией и силой. Так, уже после его ухода из Коллеж де Франс, он регулярно проводил исследования в больнице Henri-Rousselle, работая с преступниками и нарушителями» [Minkowski, 1960, с.121]. Он участвовал во многих конференциях и конгрессах, шесть раз пересекал Атлантику.

Хотя Жане читал не много, помимо психологической и психиатрической литературы, он любил В. Гюго, М. Пруста, П. Валери, особый интерес проявлял к музыке, архитектуре, искусству, но главным увлечением были, конечно, ботаника, растения, к которым он относился трепетно и с большим интересом (целая комната его апартаментов была отведена под гербарии). А. Пьерон вспоминал, что Жане не любил дискуссий и часто не затруднял себя высказыванием критических замечаний даже по тем проблемам, о которых он не прекращал размышлять [Pieron, 1960]. Эта черта уживалось в нем с тем рвением и азартом, с которым он относился к своей преподавательской деятельности. Жане легко увлекался рассматриваемой темой. Живой, яркий язык виден и в записях лекций. Особый, диалогичный стиль ведения лекции, постановка множества вопросов, использование аналогий, сравнений, помогающих лучше понять суть дела, честное оговаривание неполноты и возможных неточностей в трактовке той или иной темы… – честность исследователя и честность преподавателя были в полной мере свойственны Жане. Его «главной задачей было научить своих учеников самостоятельно мыслить, отталкиваясь от эмпирических фактов» [van der Hart, Friedman, 1989]. И сегодня, читая его работы, удивляясь, ища ответы на поставленные вопросы, чувствуешь себя частью аудитории, которой была адресована лекция – не только языковой, но и временной барьер… уходит.

Надо также заметить, что Жане очень критично относился к своим работам. Он характеризовал свои исследования на 11 международном конгрессе в 1937 году в Париже: как чрезвычайно ограниченные и не придавал им статуса истинности, часто подчеркивал гипотетичность общих положений, на основе которых строил те или иные исследования и выводы, он часто возвращался к своим прошлым работам, переосмыслял сделанное.

Дочь Элен вспоминает, что жизнь Жане всегда была насыщенной и активной. Он был совершенно не способен к ничего-не-деланью. Утро было посвящено пациентам в Сальпетриере и maison de sante, после обеда - частные клиенты, а также лекции в Коллеж де Франс, статьи, которые он сам печатал на машинке вечерами и во время отпуска. Летом семья снимала домик в Фонтенбло, куда он приезжал на 2-3 недели. Но и там был оборудован кабинет, в который перевозились из Парижа коробки ценных бумаг, наблюдений, где он работал, прерываясь разве что только для ухода за маленьким уголком сада, прилегающим к дому - воплощение мечты о большой собственности, которой никогда не было. А еще он любил долгие прогулки с детьми на велосипеде или пешком по прекрасному лесу Фонтенбло.

Жане часто мог уйти в себя, казался мрачным, обеспокоенным, молчаливым. Однако это настроение мгновенно проходило, когда он оказывался в веселой компании пусть даже людей, имеющих совсем другие интересы, или же когда собеседник оказывался любознательным и увлеченным. Зимой семья Жане часто устраивала обеды, на которые собиралось много народа - старые друзья, философы, врачи, самые разные люди. И дети особенно любили, когда под вечер оставалось уже лишь несколько самых близких друзей семьи. Дюма устраивался в большом кресле и рассказывал истории или читал своим бархатных голосом стихи, которых знал бесконечно много.

Жане практически никогда ни о ком не отзывался плохо, и очень не любил, когда кто-нибудь из детей отзывался о ком-то нелицеприятно. Одной из самых примечательных его черт была наивность и практически детская непосредственность. Он был практически неспособен к малейшему притворству в социальной жизни, и не мог ни изобразить, ни умерить свое восхищение или энтузиазм. Если беседа была ему скучна, он просто вставал и шел работать за письменный стол или поливать цветы, бросая гостя на других членов семьи. А если его что-то восхищало, ему казалось, что он первый это открыл. Так, досконально исследовав парк Фонтенбло, он "открыл" парк Версаля, о чем рассказывал всем в самых восхищенных тонах. В этом обожании было что-то детское, совершенно спонтанное, непосредственное (Janet-Pichon, 1950). С подобным же энтузиазмом он совершал поездки в Южную и Северную Америку. Сердечный прием и гостеприимство, уважение и почести, с которыми его встречали, вызывали у него восторг. "Они такие милые" - отвечал он на все попытки сподвигнуть его к более обстоятельному описанию и анализу. Одно из самых красочных путешествий было в Мексику, где он должен был прочитать курс лекций в рамках обмена, организованного Жоржем Дюма. Его встречала целая демонстрация. Жане должен был читать лекцию в маленьком городке, в театре, ложи которого были битком набиты индейцами. Жане пришлось попросить оркестр играть только перед и после лекции, а не во время ее, как ему казалось они собирались делать. А на обратном пути представители всех медицинских и пара-медицинских обществ города собрались на вокзале. Жане с женой уже на ступеньках поезда продолжали принимать подарки, выслушивать слова благодарности, обмениваться адресами. А когда поезд потихоньку тронулся, дамы города бросали лепестки роз. Он был очень тронут таким выражение чувств, не обращая внимания, однако, что это было выражением симпатии к французу вообще.

Можно выделить несколько подходов к периодизации творчества Жане. Так, Л.И. Анцыферова говорит о двух основных этапах: основная проблема первого – с конца XIX века до кануна Первой мировой войны – проблема подсознательных явлений в их связи с сознанием; второй период связан с разработкой психологии поведения [Анцыферова, 1969]. Пиаже выделял три периода. Первый, начиная с «Психического автоматизма» (1889), связывался со структурностью, но статичностью, во второй, апогеем которого является работа «Навязчивости и психастения» (1903), ведущую роль берет на себя проблема развития динамической теории по отношении к психическим функциям. И в третий, с “De l’angoisse a l’extase” (1926, 1928), особое внимание уделяется генетическому аспекту [Piaget, 1960, с.112]. И хотя деление на разные этапы условно, мы будем вслед за Пиаже выделять три основные периода в творчестве Жане, исходя из основных понятий и принципов, к которым прибегал Жане: будем выделять исследование подсознательного – экономическая модель психического – анализ тенденций, психология поведения (создание общей модели). Осознавая всю спорность такого подхода, нам бы все-таки хотелось выделить построение экономической модели как отдельный этап творчества ученого. Хотя энергетические понятия играли существенную роль в концепции Жане на всех этапах работы, им также была создана целостная терапевтическая (в большей степени) и психологическая система психической экономии, которая не сводима ни к исследованию низших форм психической деятельности, ни к психологии поведения и должна быть рассмотрена самостоятельно.

Обращает на себя внимание не только динамика взглядов Жане, но и константы. Они касаются некоторых общих принципов и методов, превалирующей сферы психологического анализа. Так, на протяжении всего творчества основным источником научных построений Жане была клиническая практика, а метод исследования – патологический. Принципы развития, действия и социальности (хотя и в разной мере в разные периоды) были теми направляющими, которыми руководствовался Жане. Отметим также отдельные темы, прошедшие через всю деятельность ученого: проблема веры и убеждений, памяти, личности.