|
|
Из книги "Море за поворотом" (Изд-во "Ректор", 2004) и не только. ***
Босо, курносо, светловолосо
рыжее лето в платьице пестром.
Взгляд озорной зеленых глаз
с хитрым прищуром смущает Вас?
Так мимолетно и так ранимо,
рыжее лето проходит мимо -
хохот над речкой, ветер в кудряшках,
день, утонувший в море ромашек.
Как не застыть пред парадным портретом
милого лета в платьице светлом.
Июнь 2004
|
***
Небо расчерчено. Линии веток. Штрих за штрихом.
Лист запоздалый колышется ветром, поздним стихом,
Черным на белом. Будто по правилам выверен тон -
Иссиня-черным на облаке белом пишется он.
Старая осень. Ветер сквозящий. Безлюдный мост.
Космы дождя, поседевшие за ночь, собраны в хвост.
Жмется дворами, насквозь пробирает… страшно уйти.
Старая осень, ты ли не ведаешь, что впереди?
Лист запоздалый сорвется безропотно вслед за тобой
Улицей белой, по-зимнему снежной, тоже седой.
июнь 2004
Окна
Окна летние. Они, конечно, самые-самые!
Жаркие, светлые, открытые шуму и гаму
стремительно несущейся жизни города.
Открытое окно ранней осени другое. За ним – дома,
их крыши, согретые все еще ласковым солнцем,
пахнут скорым дождем, но пока –
открытые окна и яблоки на подоконнике, и теплый день,
и тень того, что только и может быть видимо через нее,
и ни тебе прохожих, ни ненужных мыслей, ни суетных слов-
только открытое окно в солнечный осенний день,
яблоко, беззащитно лежащее на подоконнике,
и небо такое, что не объять, не охватить,
такое, что слезы на глаза. Такое!
Окна осенние кончились за три человека до меня.
Оставались теперь уж только зимние
(с застывшим морозом на стеклах,
чуть заснеженные у основания, залитые солнцем).
Ну и к лучшему, - подумала я, -
Да как же зимой без окон!?
И взяла парочку.
Окно весны, окно самого ее начала –
окно радости. Окно надежды, что все образуется.
Запах весны (такой неповторимый и свежий)
проникает в комнату, заполняет ее, захлестывает.
Окно весны самое нежное и хрупкое из всех.
Я знаю. Я как раз стою сейчас около него.
Светлое окно лета скоро чинно покажется там, справа.
И они вновь, эти окна, прошествуют вот так, по часовой стрелке.
Сколько их, этих лет; да еще каких лет:
с тучами и проливными дождями,
с грибами и чаем с клубничным вареньем на террасе,
с морем, его величием, да мало ли с чем еще…
март 2001
***
Брусника. Крепкая ягода лежит на полотенцах, залитых солнцем. Ловкие морщинистые бабушкины руки скоры: ягода за ягодой пересыпается в голубую миску. Я сижу рядом и о чем-то беспечно болтаю, и кладу волшебные ягоды горсть за горстью в рот, а бабушка - в миску. Она слушает мою болтовню, а может, думает о чем-то своем, и ягода за ягодой перебирается через умелые руки, и нам с ней кажется, что им нет числа, и что их не убудет. Бабушкины голубые глаза спокойны, терпеливы и внимательны, а я смотрю быстро и восхищенно (а как же иначе!) на бруснику, спелую, крепкую ягоду, лежащую на полотенцах, залитых солнцем, и как она пересыпается в миску, и на то, что видно лишь краем глаза - лес, и за ним еще одно лето, уходящее вот так, прямо здесь в проворных бабушкиных руках - ягода за ягодой.
2000
Мойры, или Достоверное исследование по древнегреческой мифологии, раскрывающее истинную причину некоторых человеческих взаимоотношений
Мойры ведали нитью человеческой судьбы: Клотo («прядущая») пряла нить, Лахeсис («дающая жребий») проводила ее через превратности судьбы, Aтропос («неотвратимая») перерезала нить, обрывая жизнь.
Мифологический словарь
Курчаво Клото, пряла мою нить,
Лахесис ее ведет.
Она все изгибы моей судьбы
знает наперечет.
А я стороной обхожу цыганок,
предлагающих погадать.
Ведь только Лахесис известно то,
что нам не пристало знать.
И человек перед нею тих -
Атропос уже ждет.
И наши чудом сплетенные нити
однажды она разорвет.
О чем мифология умолчала? У старой Лахесис есть кот
Уж он, пока мойра спокойно спит, занятье себе найдет…
А, наигравшись, тоже уснет, свернувшись среди клубков -
Хозяйка долго его бранит. Конечно, без тумаков.
Ведь кот, как известно, всего лишь кот. И, что даже мойре ясно,
Кошачье счастье – в цветных клубках, и время над этим не властно.
Так кот перепутал две нити судеб, связавших тебя со мной,
Играя потешно в божественном доме в античный полуденный зной.
Июль 2004
***
моей первой гитаре
Ты жива,
А говорят, что тебя уже нет,
Что играть на тебе нельзя.
Ты жива,
А тебе подбирают замену,
Говорят, что жила ты зря.
Ты жива,
А тебя сдают в реквизит,
Забирая из теплых рук.
Ты жива,
Но что же станет с тобою,
Если исчезнет звук.
Но ты жива,
В твоих струнах моя душа,
В твоем грифе моя жизнь.
Для меня ты всегда жива,
А для них? Ну а что нам до них? Ведь для них ты просто пустая, никому ненужная деревяшка, ведь они же не знают, что
Ты жива,
В твоих струнах моя душа,
В твоем грифе моя жизнь.
Для меня ты всегда жива.
И люблю я тебя, не их.
1995
Древнегреческий сон
Наде
Ты увидела себя во сне гречанкой
Стройной, большеглазой и отчаянной
Ты несла кувшин над головою,
И вела тебя тропинка к морю.
А соседки лишь бросали взгляды
И судачили – вот повод для беседы:
Там, чего из них никто и знать не мог,
Ждал тебя темноволосый бог.
Июль 2004
Московский джаз
Женщина в пальто цвета виолончели
ехала в метро.
Черная шляпа. Блики печали…
Говоришь - старо?
Ритм дождя, завершавший обрывки фраз,
зарисовки дня –
Ты помнишь, тот джаз, сиреневый джаз
играл для тебя.
Она не узнает. А ты лишь заметишь
из-под руки
деревянных пуговиц в памяти возникшие
черные колки.
Октябрь 2003 - июнь 2004
***
Променяй меня на полушку, положи в карман,
пусть, пока пальто не износится, лежит там.
Идешь. осень поздняя. ноги мокрые - лужи
Нечисть всякая тут как тут – рядом кружит.
а в кармане полушка серебряная
(новгородская или московская)
о пуговицу оторвавшуюся позвякивает
(настоящую, краснозорьскую).
Воротник пальто поднимешь -
ветрено,
на полушку медную не меняй-
выгорит,
прогорит, следа не оставит-
без толку,
и обратно ходу не будет-
выгонят.
вот веселье-то пойдет по дворам-домам!
на рубли, на тысячи - не разгуляешься.
то ли дело полушка серебряная – вам да нам
пир устроишь и в долгу не останешься.
На полушку медную – не меняй,
потеряешь что есть, обознаешься.
за серебряную меня отдай,
рядом с пуговицей положи - не расстанешься.
2001
Богиня
В ней нет и намека на греческий облик -
уставшее тело.
И то, что ее занимает безмерно –
обычное дело.
И вся ее радость – в домашних фиалках
на скатерти синей.
Весь мир изменился. И только она
остается Богиней.
Июль 2004
***
Я помню лицо. Не забыть, не отнять.
Английские книги. В линейку тетрадь.
И фото на тумбочке рядом с кроватью.
И шаг ее, голос, и руки, и платья.
Я помню глаза. Снег идет - не унять.
Вот мост, по которому можно шагать
ни час и ни два. (Вдруг появится снова
ее торопливое громкое слово?)
Поправлю подушки и чувствую боль,
И жизнь ее теплится рядом со мной…
Но снег все идет у больничных ворот.
Он долго так шел, что унес уже год.
Мост, снег, быстрый шаг…
Ни за что не унять…
Японские книги, в линейку тетрадь.
Я помню лицо.
Ну а снег все идет
И за руку время с собою ведет.
И я вместе с ним (все боюсь опоздать).
В руках те же книги и та же тетрадь.
декабрь 1999
***
Все числа вышли, кончились, не осталось ни одного.
Казалось бы - только июнь, казалось бы - только начало.
Казалось бы - дней недели всегда, пусть в обрез, хватало.
Я пошла их искать по дорогам, по переулкам
искала везде, всех спрашивала по пути:
Вы не видели июня? Как до него пройти?
Ждала лета на его привычной дороге,
дороге, ведущей на ярмарку под песни и смех.
Но кроме клубов пыли, там не было ничего.
Его обычно слышно издалека,
еще до начала в тонком числе один.
Но числа кончились - истончилась рука.
куда же они подевались?
откуда они были,
эти числа июня?
Июнь 2001
***
День как день – ничего такого.
Как вчера, только чуть длиннее.
Впрочем, это не странно нисколько,
Так как февраль. Снег идет сильнее,
Без остановки. С видом привычным
Идет везде, и за днем увязался
Собакой белою с взглядом тоскливым.
Подошел поближе - да так и остался.
И это, впрочем, нисколько не странно.
И день был привычным, обычней многих…
Вот только снег за ним увязался
Белый такой, на лапах мокрых.
Февраль 2001
***
Цветные абажуры, слякотные дороги.
Теплеет. Похоже, скоро пойдут дожди,
И капли уютно устроятся, свесив ноги,
На крышах покатых. Близко не подойти
Без удивления, без изумления, без тревоги
За них, живущих на самом краю почти,
Между абажуром оранжевым в окне напротив
И отражением неба в конце пути.
Март 2001
***
Время ушло обратно -- туда, где снег.
Календари, должно быть, сошли с ума.
Метеослужба врет, потому что с ней
некому разобраться. Итак, зима.
М. Фаликман
Да нет, не ушло, а просто осталось там,
в конце февраля, в заснеженных грустных днях.
Его не вернуть ни охапками шумных фраз,
ни брызгами солнца, ни заметками на полях в
блокнотах почтенных школьников.
Да, пора - учиться, сидеть с детьми, переписывать дни
в тетрадной клетке - все лишнее зачеркнуть,
оставить главное: одно движенье - изгиб руки,
застыть на минуту-другую и выбрать путь
по узкой тропке между обрывками фраз,
не претендуя ни на поэзию, ни на прозу,
а так, на клочок, так удачно связавший нас,
и быть благодарным ему, что пришел без спросу,
вот так, в феврале, который, впрочем, уж март
(ну и что с того - метеослужба бессильна)...
И смотрят школьники, как водится, из-за парт
на снег, что идет ритмично, негромко, обильно.
А после спешат к обмену: тысячи тысяч ученых фраз -
сменяют запросто на горсти последнего снега.
Так что удивляться нечему - время осталось там,
в конце февраля, белом начале века.
Март 2001
***
В замке Снежной Королевы.
Вечная зима.
Тролль сегодня рад безмерно
Троллю не до сна.
Разошлись по всей земле
Зеркала осколки
Сердца не застраховать -
Льдинки слишком колки.
Я читаю и не знаю, кто я в этой книге,
Пропадаю час за часом в каверзной интриге.
Вдруг мелькнет знакомый образ, словно невзначай -
Предо мною слово «вечность» складывает Кай.
Эй, народ, берите льдинки!
Лучше не найдете!
Льдинки звонки! Льдинки тонки!
Целый век в работе!
И цена гроша дешевле -
Сердце без огранки…
В замок Снежной Королевы
Едут чьи-то санки.
Я пугаюсь, я в смятенье, я в себя гляжу.
И в своем привычном сердце льдинки нахожу.
И боюсь взглянуть в окошко на замерзший дом
И свои увидеть санки прямо под окном.
Льдинки тонки! Льдинки звонки! Убедитесь сами!..
В замок Снежной Королевы мчатся чьи-то сани.
Июнь 2004
***
Желтый армянский глаз
Цвета сухой травы
Кошкой глядит на вас,
Видит вас через сны,
Через сумерки, через жар
Полуденного песка
Кошкой следит за вами,
Видит издалека.
И избежать его
Даже не думай, брось!
Желтый кошачий глаз
Видит тебя насквозь.
Цвет неприступных гор,
Камня, сухих морей -
Желтый неспешный взор
Из глубины твоей.
Январь 2004
По мотивам чужих воспоминаний
Цветные зонтики – парижское кино
твоих воспоминаний прошлогодних.
Казалось, только год, но как давно
прошел он. Собеседник поздний –
в костюме белом в аэропорту
кудрявый мальчик с тонкими руками.
Он наболтал тебе такую ерунду,
смотря такими синими глазами,
что ты не усомнилась ни на миг -
он не из рыцарей без страха и упрека.
И пусть. Он так негаданно возник.
Ты даже растерялася немного.
Вкус жареных каштанов, запах Сены
и долгие прогулки по бульварам …
Проснулась и расстроилась безмерно,
себе впервые показавшись старой.
Июль 2004
Лекция по Врубелю. Синкрет.
Ночь смотрит глазами сирени
Лиловый несбыточный цвет
За ней не иди… в самом деле,
Послушай разумный совет
Заманит, засмотрит, занежит
В бездонности влажных глаз
И кинешься вслед за нею,
Не выдержав в этот раз.
Но знаешь ли, чем заплатишь
За грезу, за сон бессрочный,
за те разноцветные дни
«и долгие лунные ночи»?
Цвета
Цветовое зрение обеспечивается колбочками, светочувствительными рецепторами сетчатки глаза.
Мир раскрашен, мир не бесцветен.
Черным – страх и присутствие смерти,
Белым – снег и глядящие в вечность
Чистота, доброта, человечность.
Красным - жизнь, ощущение силы,
Красным – кровь, что несется по жилам,
Красный – страсти, страдания, боль,
Что случались с другим и с тобой
Синим – неба огромность, прибой,
Синий в нас разглядел бесконечность.
А над всем, что случится с тобой,
Пусть как солнце горит - золотой.
Сентябрь, 2004
Лекция по Федотову в Третьяковской галерее.
Ты знаешь, нас вряд ли сегодня поймут горожане -
наш блеск восхищенный в глазах, и предчувствие чуда,
восторженность жизнью, захваченность мелочами
и с ними, конечно же, запахом дома, уюта.
Шум города, жесты, волненье, повадки прохожих
на белых бумажных манжетах находят приют
и в солнечный день и даже в совсем непогожий,
особенно если в нем слышен домашний уют.
И вдруг нас с тобой не коснется тот зыбкий успех
и горький глоток пониманья, что «чуда не будет»,
что теплое слово, признание – дар не для всех.
Поймешь и не вынесешь. Зритель пройдет – и забудет.
И все же
сегодня нас вряд ли поймут горожане -
наш блеск восхищенный в глазах, и предчувствие чуда,
восторженность жизнью, захваченность мелочами
и с ними, конечно же, запахом дома, уюта.
Сентябрь 2004
Перов. Портрет Достоевского.
Сомкнуты руки – замкнулся круг.
И вместе с тем
Так безысходно гасится звук
Напряженьем стен
Может ли мысли вообще быть под силу
шагнуть туда,
где вся изнанка земного мира
и чернота,
невыносимость чужого горя
и своего –
как не утратить точку опоры
мира сего?
И кто пытался нести эту ношу -
седел не в срок.
Сомкнуты руки, сжаты губы
взгляд глубок.
Октябрь 2004
Лекция по Сапунову
Жизнь эта – ярмарка, карусель праздная -
Виток за витком.
Все вскоре сливается в пятна яркие -
Голова кругом
А что сегодня? Ты ведь не против? –
Кабак, кутеж -
Не лица, а рожи тех, кто напротив,
Да и сам хорош.
И в бешеном темпе, так разогнавшись
До тошноты
Несутся, скалятся рыжие кони
А с ними – ты.
И все, что было, давно потеряло
свои черты
смешалось с гримом до отвращения
до пустоты.
Но вдруг случайно поднести близко-близко
Лицо к цветам.
Забыть обо всем. Начать с начала. Остаться там.
Октябрь 2004
Перечисление явлений быта и бытия
Яблоки есть? – значит праздник устроим вечером.
У нас дождливо уже, но пока не холодно,
Пока и грустить-то особенно вроде не о чем
Впрочем, этому и не нужно особого повода.
Что б не сулили, куда бы не приглашали,
Остаться дома, смотреть, как падают листья
Там, за окном где-то, в осени тонкой раме,
Или вдруг зачитаться Агатой Кристи.
Или вдруг замечтаться, нарезать в чай
Дольки антоновки - осени светлый дар,
праздник, оставшийся дома, так, невзначай,
Вместе с тобой, у старого самовара.
Октябрь 2004
Время каштанов
Найду каштан. Возьму с собою в город
крутить в руках, когда тревожно будет,
и в кулаке сжимать…
М.Фаликман
Время каштанов. Время шуршать листвой,
Сидеть на скамейке в сквере. Витать в облаках.
Не ждать ничего. На работу махнуть рукой.
Быть странной, рассеяной и говорить в стихах.
У нас, ты знаешь, то ли дождь идет, то ли снег
Да он и сам никак не поймет пока.
Поджидает у двери, торопит, убеждает всех,
Чтоб взяли с собой на веревочке, как щенка.
Чтоб вместе шляться по скверам, шуршать листвой,
А вечером, как стемнеет, спешить домой.
Октябрь 2004
***
Сегодня вдруг все оказалось
в прошлом.
все схлынуло, а нового
не вышло.
и снег уже почти решился –
Можно
начать спускаться с неба
или выше.
Но, как ни жаль, шагов его скрипучих
ты не расслышишь.
Октябрь 2004
***
П.А.
Простуженный голос – симптом приближения холодов -
Едва ль передаст очарованность быстрого дня -
Я все же тебя «отвоюю у всех ветров»!
Не вышло. Ну что же. Прости меня.
Простуженный голос – печальная скрипка.
Вечерний концерт.
У поздне-осенних кривых переулков
Скрипичный акцент.
С простуженным голосом город сегодня
В последней листве.
И мысли так долги и так неспокойны -
о нем, о тебе.
О том, как задумчив бывает твой взгляд через призму очков.
О том, как непросто коснуться тебя даже в ткани стихов.
Ноябрь 2004
Выбор подарка
Размышляла. Шла по улицам заснеженным
«Подарок должен быть простым и неизнеженным,
чтоб можно было взять его с собой
завьюженной, морозною зимой».
И я решила. Подарю июльский день,
Каким он был.
Вы помните, как тень
Черничных туч все ближе подбиралась,
И дождь пролился и унес усталость,
Скопившуюся за год.
Здесь, в конверте
(как полагается, со всем набором марок)
почти забытый в общей круговерти
Июльский день. Совсем простой подарок.
23.11.2004
***
чуть проще, чуть серьезней, чуть смелей.
На варежку слетаются снежинки
чуть ощутимее, чуть ближе, чуть ясней
в неспешной ритме ткутся паутинки.
Из снежной нити
чуть пушистей выйдет.
чуть проще
чуть серьезней
чуть нежней.
Декабрь 2004
*** О чем Вы? Просто смех! Грустить не стоит.
Сегодня – снег, весенний снег… такое дело…
Снежинки на брусничном переплете
ученой книги бесконечно белы.
Смахну рукою.
По мотивам картин Пиросмани
Что там, на черной клеенке?
ты ли? я ли? судьба ли?
словно на старой пленке,
очнешься, узнав детали
какой-то чужой, нехоженной,
оживками тронутой, кожей,
нутром ощущаемой дали.
поздно. все. промотали.
На черном не видно теней.
а горечь еще ясней.
2005
По мотивам Пиросмани. 2.
Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное
Из Тифлиса дорога куда-то вела, впрочем, как и все дороги – им нет числа,
Когда спокойно из пункта А в пункт Б выходит путник, когда задачка ясна,
Когда не бежишь в смертельной тоске от себя, от всех,
Когда и тьма на ночной дороге – не твоя тьма,
Когда сотрясает душу не грех, а смех,
Когда вино в бокале – вино, не вина.
Но если вдруг горло сожмет пустота души
рукой одиночества, не уходи. пиши.
2006
По мотивам Пиросмани. 3.
Знаешь, я не уйду.
Я буду смотреть в глаза жирафа, рыбака в красной рубашке, дворника, львов, Маргариты, женщин, мужчин.
Они смотрят своей тоской – я своей. Глаза в глаза. Печаль к печали.
Так и есть. Не утешай. Так и есть.
2007
***
Из Египта – не из дома рабства, из отпуска –
Не 40 лет, 4 часа на самолете.
И виза в виде универсального пропуска.
Дом фараона нынче в большом почете.
Боже, пусть мне 40 лет бродить по пустыне,
Пусть на шкуре своей все испытать мытарства,
Но молю Тебя, Господи, и присно и ныне,
Выведи меня из дома рабства.
2006
Молитва о тебе
Н.В., Д.М. и Ю.Щ.
Молюсь своими словами
Неловко пока, нескладно.
Молюсь о тебе,
о родном человеке,
о подруге.
Благодарю Господа за тебя,
За встречу с тобой,
За ее неслучайность,
И молю Господа,
чтобы Он «руководил тебя»,
чтобы было «око Его над тобой»,
чтобы милость Его была с тобой.
В тишине сердца
Дождливой парижской ночью
Молюсь о тебе.
Май 2006.
***
Новорожденный снег новорожденным сегодняшним утром - как будто утром первого дня творения.
Когда только-только свет отделен от тьмы, и назван днем, а тьма ночью
Когда еще нет ни неба, ни земли, когда мироздание так юно и непорочно.
Когда нет ни времен, ни дней, ни годов. Когда молчание красноречивей звука.
Когда до шестого дня так далеко, когда мир весь помещается в Его руку
И нет пока ни тебя, ни меня. А снег сегодня опять сотворен на глазах у всех.
2006
***
Сердоликовая осень. У березки желтая прядка выбилась.
Одна сначала, потом вторая, третья…
И вдруг небо, прятавшееся за листвой, проступило,
Как дно тарелки, когда кончается манная каша.
- Эй, Синее! Я тебя вижу!
Кивает.
- Сделаю тебе рябиновые бусы. Носить будешь?
Кивает.
***
Аушре и Мантасу
Мантик – зайка, рыбка, птенчик –
Как ты там, на небесах?
Золотой прозрачный венчик
у тебя на волосах
Фото получили. Славно.
Снимок как земной.
Ты и ангел (тот что справа
c белой головой).
Ты веди себя прилично и не хулигань
В долгих разговорах с Богом
Маму вспоминай.
***
Ходить по земле с носочка,
Но всей стопой
Отталкиваясь от травинки-былинки –
не сосчитать, сколько их на земле, и
ты, не считай напрасно трудов-шагов.
Иди. С носочка, но все стопой.
Перенося все свое существо
на шаг вперед,
ловя неустойчивое равновесие,
дыша, но не захлебываясь,
перенося непереносимую подчас
тяжесть плоти
по пути к Нему.
с носочка, но всей стопой.
***
Между знанием и незнанием
2 часа на электричке.
А когда поезд тронется в обратную сторону,
Когда, отматывая назад, поплывут огни городков, стволы деревьев, грязный придорожный снег,
вернуть уже будет ничего нельзя.
Полупустая электричка, будто заглаживая невольную вину, будет укачивать мерно и немного нервно,
а ты будешь рассеянно смотреть на мелькающие огни фонарей, ничего не понимая, не вмещая,
только зная. уже навсегда зная.
***
Мой сверчок, моя печаль, моя отрада,
На плечах твоих полночная прохлада
Как живешь ты?
Что играешь?
Как дела?
Я тебе смешной подарок принесла.
Мой сверчок, моя мечта, моя морока
Как же тонко,
Как же быстро
и глубоко
Просочилась в кровь полночная печаль,
Ничего, все выйдет складно. не скучай.
Мой сверчок зеленоглазый, как же нежно,
Как же просто,
Как же быстро и прилежно
обнимаешь музыкальною рукой
мой подарок,
тонкий, маленький, смешной.
Лирическое ты Наташи Федуниной
Литературоведы иногда говорят о «лирическом я» поэта: стихи пишет не человек Иван, а его лирическое я. Этим, по их мнению, и достигается то особое сочетание индивидуальности с обобщенностью, которое привлекает нас в поэзии. Поэзия воспринимается как своего рода третье измерение, глубинное и искреннее: в нем мир умыт и свободен от случайных черт, а люди так близки и любимы, как не часто бывает в нашей будничной жизни.
Стихи Наташи Федуниной, на мой взгляд, стоят очень близко к поэтическому идеалу высокой лирики. В них есть всё, что мы ищем и ценим в поэзии: нежность и глубина, мысль и изящество, звук и молчание. Но есть в них и своё особое, что свойственно именно этому автору - их обращённость. В них всегда чувствуется присутствие адресата, будь-то любимый человек, осень, снежинка на обложке старой книги, гитара поэта или синее небо, проглянувшее в разрыве листвы.
Эта обращённость часто сродни мольбе или молитве: не случайно поэтический жанр лирики возводят к молитве - обращению к Богу. В лирике, как и в молитве, человек предельно открыт навстречу другому.
Наверное, лирическое я невозможно без лирического ты. В Наташиных стихах именно ты стоит на первом плане, а поэтическое я - только фон к нему. От этого стихи приобретают звенящую напряженность, трепетность без сентиментальности, мудрую нежность. Личное я поэта растворяется, уступая место другому - ангелам и художникам, тучам и веснушкам, простуженному голосу и белизне. Со всеми ними поэт на ты, и эта интимность общения с миром и есть самый дорогой подарок Наташи читателю.
Ирина Сироткина
Федунина Наталия Юрьевна, 2006. nataliafedunina@yahoo.com
|